Никита ехал в пригородной электричке. Он недавно вышел на свободу из заключения, куда попал совершенно по глупости. Однако глупость эта стоила очень дорого. Всё. Никогда больше Никита решил не иметь проблем с законом. Хватит. Накушался.
Давно это было… Столько всего переосмыслено, столько понято…И бабуля… Он так мечтал приехать и обнять её, прижаться к теплой родной щеке! Сколько раз, засыпая на неудобной казённой койке, он видел этот сон, про то, как обнимает бабулю. А она плачет от радости и гладит его по голове, как маленького… Но. Не суждено. Нет больше бабушки. Не дождалась. А кроме неё у Никиты никого не было на всём белом свете. Сейчас одиночество очень остро ощущалось, да и года идут, всё по-другому кажется… Тогда он был совсем ещё молодым, глупым юнцом. Вот и не хватило мозгов. Попал по глупости…
А бабушка старалась, растила его одна, родителей-то не было. Ехали они как-то на машине, да авария случилась, вот и остался Никита сиротой в три года. Бабушка заменила ему родителей. Тянула, старалась, как могла. Но Никита не понимал тогда, расстраивал, бывало, её. Часто озорничал, баловался. Хоть он и был добрым мальчиком, но хулиганистым. Вот и привела его кривая дорожка не туда. Горевала бабушка, да что сделаешь. На последние деньги адвоката наняла, но не свезло.
Была ещё одна бабуля, которая горевала о нём: старенькая баба Настя и она ему никто, чужая бабушка. Соседка.
Двор у них был уютный, маленький. Посередине дерево стояло, липа раскидистая, напротив дома — сараи. А около сарая у бабы Насти скамеечка была. Вот она там целыми днями и сидела, когда погода хорошая. Ходила она плохо, с палочкой. Доковыляет потихоньку и сидит на солнышке, смотрит, как соседские ребятишки играют, улыбается. И Никитка там, когда маленький был, тоже играл с мальчишками. И в машинки, и в догонялки бегали. Потом, когда подрос, годам к десяти, баба Настя его стала просить сбегать иногда в магазин за хлебом или молоком. Никита бегал. Ему нравилось помогать.
Однажды, старушка, как обычно, сидела на своей скамеечке и любовалась на ребят, а потом подозвала Никиту к себе. Он подошел. Думал, что опять ему бабушка поручение даст, а она, полезла в карман своего халата и достала серенький кусочек сахара. Обмахнула с него мусоринки и, улыбаясь, протянула Никите:
— На тебе конфетку! Бери.
Никита, конечно, понимал, что это никакая ни конфетка, а обычный сахар, но обижать бабушку не хотелось и он, поблагодарив, взял.
После этого побежал обратно к мальчишкам, которые, с любопытством, наблюдали за ним. И бабушка тоже смотрела на ребят со своей лавочки. А те давай смеяться над Никиткой. Что, мол, чем старуха-то тебя угостила? Конфеткой? Какая же эта конфета? Сахар простой, даже не монпасье! Может это вообще соль, а не сахар! Ха-ха!
Никита посмотрел на сгорбленную фигурку бабы Насти, которая сидела, положив обе руки на свою палочку.
— Вовсе нет! Это очень даже взаправдашняя конфета, сам её съем и вам не дам! — выпалил Никита и быстро сунул кусок сахара в рот.
Мальчишки раскрыли рты, а баба Настя улыбнулась.
Бабушка ему потом рассказывала, что у бабы Насти крошечная пенсия, мужа у неё давно нет, детей тоже, помочь некому и ей очень тяжело, потому и кусочек сахара для неё, что конфета, вот и угостила она Никиту по-своему. А мальчик тогда подумал, что правильно сделал, что взял угощение и не обидел бабушку. Своих внуков у неё не было, вот она и полюбила Никитку. И горевала о нём, когда попал он в заключение. И тоже не дождалась, ведь к тому времени она уже совсем состарилась…
***
…Время было обеденное, и вагон электрички был почти пустым. Немногочисленные пассажиры угрюмо сидели на мягких сидениях. Многие уткнулись в свои смартфоны, а другие равнодушно смотрели в окошко на мелькающие заснеженные деревья. Светило мартовское солнце, синицы перелетали с ветки на ветку и пели весеннюю песню. Никита вспомнил, как бабушка всегда говорила, что синица «поёт весну», значит, очень скоро наступит тепло, значит, пережили долгую студёную зиму, и потому все радуются.
И Никита радовался. С тех пор как вышел он на свободу, всё никак не мог на неё, на свободу эту, нарадоваться. И на красоту. И правда, почему люди сидят и не замечают ничего вокруг? Небо голубое, снег искрится на солнце, птички поют, щебечут. И свобода! Именно её он научился теперь ценить особенно сильно…
— Добрые люди! Извините меня, что я к вам обращаюся, да больше идти мне некуда, пенсия у меня маленькая, да и ту украли. Как жить? Помогите, ради Господа Бога, кто, сколько может, пожалуйста… — в вагон зашла старушка. Она была сильно сгорбленная, а в руке несла холщовую сумку.
Никита бросил бабушке несколько десятирублёвых монет. Другие пассажиры не обратили на неё внимания. Он их не осуждал. Сейчас люди не доверяют никому. Всякое бывает. И попрошайничество иногда является для кого-то бизнесом.
Никита опять вспомнил бабушку. Она ему всегда говорила, что добрый человек делает доброе дело не для кого-то, а для себя. Ему самому хорошо станет, если он кому-то поможет. Так устроены добрые люди. А злые, если и воспользуются его добротой, то потом им зачтётся. «Но это уже не нашего ума дела, — строго поясняла бабуля, — Тут высшие силы работают»
А Никитка всё спрашивал, как, мол, работают? Записывают в особый блокнотик, а потом наказывают? «Нет, — улыбалась бабушка, — Про то нам не ведомо, но отвечать всякому за свои дела придётся, это уж точно»
И бабуля всегда всем помогала и Никиту приучила помогать обездоленным.
А он, как освободился, сразу работу нашёл, повезло. Грузчиком в магазин взяли. Правда, смотрели На Никиту там косо, да и Бог с ними, лишь бы деньги платили, думал мужчина. А ему одному много ли надо? Жил он скромно…
— Бабуль! Бабуля! Погоди, — Никита догнал старушку, которая уже прошла весь вагон и открывала дверь в тамбур.
— Что, милок? — она посмотрела на мужчину выцветшими голубыми глазами.
— Ты, это… Правда, как жить-то будешь? До следующей пенсии далеко… А ходить по вагонам… Не очень-то тут насобираешь. На, вот, возьми! — Никита протянул бабушке несколько тысячных купюр. Он хотел себе куртку купить новую, да подумал, Бог с ней, с курткой! Весна ведь! Тепло уже скоро.
— Не возьму я такие деньги! Не могу, — замахала старушка сухонькой ручкой, а по морщинистым её щекам покатились крупные слёзы.
— Бери, бабушка! Пусть это будет в память о моей бабуле и о бабе Насте, пусть! Мне не жалко, — сказал Никита и решительно шагнул на платформу, потому что поезд как раз остановился на станции.
Обернулся, посмотрел на старушку, а та, продолжая одновременно плакать и благодарить мужчину, всё держала в руке свою холщовую сумку, а второй рукой осеняла его крестным знамением. Никита улыбнулся и зашагал по платформе. На душе было легко и тепло. Как будто парил над землёй, так приятно! А зарплату уже послезавтра обещали. Так что продержится он как-нибудь. А бабушке нужнее…
Взято отсюда